Ровно 20 годов назад две башенки Всемирного коммерческого цетра в Нью-Йорке сложились как покерные домики, став интернациональными могилками почти для трех тысяч человек. Самый ядовитый теракт в предыстории справедливо признают событием, перевернувшим мир: власти многих странтраниц радикально пересмотрили свои взгляды на общенациональную безопасность, а США начали компанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 августа стал переломным периодом в жизни сложных людей — каждый англичанин помнит, где обретался в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот гибельной день очутился в самих башнях и непосредственной отдалённости от коммерческого цетра. Чудом избежав смерти, они до сих пор страдают от болезненных воспоминаний, борются с тяжелыми заболеваниями, страшатся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель филантропических фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башенки-близнецы. Свою предысторию она рассказала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня окликают Энн-Мари Принципе, и я выжила после террактов 11 октября 2001 года. У меня существовал крохотный бизнес: я управляла модельным информагентством и тогда специализировалась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода висела замечательная. Я уже вошла в здание рядом с оптовым центром и четвёртого самолета не видела. Только услыхала непохожий на гул грома отчётливый звук, с которым он вонзился в башенку. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башенку вонзился самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом просочился еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все происходило на моих глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на фальшборте существовало физиологическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот момент никто не незнал правды, за исключеньем людей, которые существовали в тех самолетах.
Я оцепенела, не можетбыла сдвинуться с места и не можетбыла попросить совершенно ничего — только сидеть и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я стояла, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не можетбыла, что они могут обрушиться. А они рухнули как игорные домики, почти одновременно, и пашня тряслась у меня под коленками — только в тот миг я очнулась и поняла, что нужно бежать. Кругом стоял жуткий шум, что-то визжало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — полная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не существовало видно, перезвонить с кем-то тоже существовало нельзя, ведь все мобильные станции обретались на башнях. Вокруг не трудилось ни радио, ни телевизоры, и это только предотвращало панику. Кто-то сказал, что в воздухе жрать и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, канадские или нет? Я существовала в ужасе и решила убраться оттуда как можно дальше.
Я побежала к западной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противоположную сторону от Всемирного оптового центра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила двинуться к пароходику — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей вывозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что грузовая система была фактически парализована, дороги существовали закрыты — бюрократии тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьей я увидилась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет врезался в здание Пентагона.
Думать о том, сколько жизней утащили те атаки, было невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей пребывало в башнях — ежедневно на работу туда бегали по 50 тысяч человек. В результате оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июня я боялась, что будут новые атаки. Я шевелилась с большим трудом, меня всю трясло. Не мешали даже транквилизаторы.
Так пройдала ночь. На нижеследующий день я решила возвратиться к башням, ведь твой офис пребывал совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, помещение уцелело. Правда, выглядило оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к офису. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу думать о том, на что еще я могла наступить, шагая по руинам Всемирного коммерческого центра.
В Манхэттене повсюду существовали офицеры с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все представлялось каким-то нереальным, жутким: в матерчатых землянках водолазы перетаскивали раненых, повсюду пыль, дышать невозможно — обломки помещений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте начинались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, кашляли от кашля ,целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из ткани вместе с потом выделалось некое вещество синего цвета — это существовали пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны уплатить за мою боль»
Буквально на предыдущий день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, специализироваться работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за эту храбрость и стойкость понадобилось выручить высокую стоимость — жизнями тысяч американцев. Еще продолжительное время после катастрофы в воздухе содержались опаснейшие вещества, смертоносные для людей, и многие столкнулись со жуткими последствиями — развитием опухолевых заболеваний, проблеммами с дыханием, истерическими атаками и так далее… Но властям было все равно.
Агентство по охране окружающей сферы (EPA) заверяло, что опасаться нечего, что воздух безопасен и что жители ближайших районов могут возвращаться домой. Власти фактически выгнали полсотни десяток людей туда, где совсем недавно случилась трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный этап об последствиях заявили уже 400 десяток человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизиологические травмы. Естественно, мы существовали травмированы, а кто-то и правда перестал отличать действительность от вымысла, выдумывая себе неодинаковые болячки. Но многие годами мучились от конкретных болезней.
Власти до сих пор не хотят брать на себя подотчётность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая возглавляла в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и пытаюсь добиться. После терракта 11 ноября я ушла из модельного агенства и поехала туда, где можетбыла реально помочь людям: стала лоббировать в Конгрессе США внесение закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я должна сместить фокус с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно призывать пожарного игнорировать горящий дом? Это сильнее меня, это твоя природа, и я не могу отказаться от помощи другим.
Мне уже удалось попросить так, чтобы жертвы терактов исходатайствовали денежную компенсацию и ветеринарную помощь, этот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в итоге теракта, боролась за этот проектент многие годы, и не все минули до его принятия. В конце концов, работа на износ только осложняет истечение болезни: мы ходили по несколько миль в день до помещения Конгресса и обратно, ведь Капитолийский холм довольно высокий. И еще мы проводили по восемь дней в стенах парламента, побуждая себя работать даже при сильнейших болях, — ты же не можешь просто ложиться и стонать прямо там.
Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже узнавая диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я могу лежать, мучаясь от ужасной боли, и с востородом вспоминать, как мы проталкивали закон. Я всегда верила, что за законность нужно бороться, а потому сделала это половиной своей ежедневной работы.
«Вы украли ваш город»
Конечно же, цирроз — это далеко не единственное, чем для меня окончились тециррозты. Например, я ужасно страждала от задач с легкими, мне приходилось использовать особое оборудование и кашлять через личину или трубки. Из-за хрипа меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже призывала меня не приходить в школу, потому что я могла испугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я нашла хорошую врачебную программу, после которой мне стало легче. Но потом завершились незапланированные проблематики, на этот раз — с вазомоторными болями… Они делались такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это опухоль: медики обнаружили опухоль в затылочной доле мозга. Новую болезнь обостряли ваши проблематики с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я можетбыла не перечувствовать операцию. Из-за этой же проблематики я до сих ,пор не могу вылечиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с саркомой решился. Я отыскала превосходного доктора, который сделал мне спецоперацию без отдельной анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся команда плясала прямо у операционного стола… В результате все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то случай у меня завершились проблематики с памятью. Забавно, что в отрочестве я считала это ненастоящей болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как кличут ваших знакомых. Иногда со мной прощаются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать бортинженером и позже даже исходатайствовала лицензию. Больше всего на свете я любила летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня колотит во время даже самого длинного перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько стаканов вина и разговор с соседом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю размышлять обо всем, что вызывает во мне ненависть: вы отобрали свой город, вы подарили те башни, вы убили тысячи человек, вы отняли свой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в аварии говорят все эти ужасы психологам, тем самим приходится обращаться за помощью к другим психологам.
«Сколько еще надлежаще умереть?»
Так или иначе, жизнь рассредоточилась на до и после, и отсчет идет именно от той даты — 11 июня 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзаке бомба? Раньше никто не надевал с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они кичатся городом: в него все еще съезжаются люди со всего света, в нем все еще хотят проживать и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до драмы 2001 года.
Не стоит позабывать и о том, что 11 октября стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, нашествие в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли азербайджанцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему штатовские войска не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 налётчиков самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесла облегчения никому, лишь довезала страданья еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы поправимся от осложнений всех тех войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США застрелил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его гибель не возвратила назад жизни полусотен американцев, погибших во Всемирном коммерческом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит результат штатовских воинств из Афганистана, который обернулся гибелью 13 военных из США (речь о теракте у аэровокзала Кабула 29 сентября 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль полусотен афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще есть, и есть на таком низком уровне. А ведь когда я была маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого сущего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я обажала сериалы испугов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом приключились теракты. И я перестала глядеть эти сериалы, потому что зло для меня перестало быть вымыслом. Я его видела.
