Митинги в поддержку Алексея Навального дали неожиданный положительный результат для небольшого круга правозащитников, помогающих мигрантам. После того, как москвичей массово отправили отбывать арест в спецприемник для мигрантов Сахарово, о нем заговорили по всей стране. Журналисты, общественники, родственники задержанных и просто группы неравнодушных дежурили у Сахарово, передавали посылки, внимательно следили за состоянием задержанных.
А вот за тем, как обращались с задержанными в Сахарово с 2015 года, особенно никто не следил. За это время центр содержания иностранных граждан в деревне Сахарово превратился почти в концлагерь, где люди жили в ужасных условиях, им давали по три стакана воды в день, их избивали и сажали в карцер. Как выживали и выживают в Сахарово и почему там можно остаться навсегда – в материале «МБХ медиа».
Деревня Сахарово находится в 60 километрах от МКАД – в самом хвосте новой Москвы. Эта деревня стремительно умирает – последняя перепись насчитала тут 74 человека. Тем более странно здесь смотрится огромный многофункциональный миграционный комплекс – в нем документы на проживание в России оформляют все, кто приезжает в Москву и Подмосковье. За соседним забором с центром стоит спецприемник – тут в нескольких помещениях держат более тысячи человек, ожидающих депортации на родину за нарушение миграционного законодательства. Помимо этого, в Сахарове есть автобусная остановка, магазин и лишь несколько жилых частных домов – что было очень на руку московским властям, так как никто в деревне особо против мигрантов не возражал. Да и никто об этом центре, кроме заинтересованных лиц, не знал – пока туда не привезли автозаки с задержанными на акциях в поддержку Алексея Навального. Тогда и заговорили о переполненных камерах и антисанитарии.
Началась история этого центра в 2013 году, когда Алексей Навальный баллотировался на пост мэра Москвы. Одним из пунктов его программы было ограничение миграции из Центральной Азии и Закавказья. Миграцию, по программе Навального надо было не просто ограничивать, но и вводить визовый режим. Был подготовлен и законопроект на эту тему – за него на сайте общественных инициатив проголосовали почти 75 тысяч человек.
Сергей Собянин тоже хотел стать мэром Москвы и тоже выходил на миграционную повестку. Визы вводить он не предлагал, а предложение сужал до уровня непосредственно столицы. Собянин хотел «добиваться запрета на въезд в Москву и Россию мигрантов без заграничных паспортов и правильно оформленных въездных документов, выдворения с долгосрочным запретом на въезд в Россию мигрантов, нарушивших правила пребывания».
Мэром Москвы Навальный не стал, а Собянин действительно воплотил некоторые свои обещания в жизнь. Например, сделал шаги в сторону ограничения этой самой нелегальной миграции, о которой говорил Навальный. В 2014 году начали готовить к открытию многофункциональный центр для мигрантов в Сахарове. Так, благодаря в том числе борьбе за пост мэра Москвы между Навальным и Собяниным, в 2015 году открылся самый известный сейчас центр временного содержания мигрантов.
Карцер, шмон, карантин
Бахтиор Жалолов – политический беженец из Узбекистана, скрывался в России от преследований по политическим статьям: массовые беспорядки, изготовление, хранение, распространение или демонстрация материалов, содержащих угрозу общественной безопасности и общественному порядку, в том числе и религиозных материалов, посягательство на конституционный строй и несообщение о преступлении. Жалолова пытались депортировать в Узбекистан, но адвокаты выиграли в Европейском суде по правам человека и добились применения к Жалолову правила 39 (оно предусматривает применение временных мер, когда есть риск причинения неоправданного и неизбежного вреда основным правам и свободам человека. — «МБХ медиа»). Несмотря на то, что дело против России было выиграно, Бахтиера все равно поместили в центр временного содержания мигрантов в Сахарове, где он провел два года.
«Меня задержали в 2017 году в ноябре. Вышел из Сахарово я только в 2019 году. Это было ужасно. Меня избили сразу, еще судебные приставы, потому что я спрашивал – за что меня туда везут. Не дали мне сделать даже звонка. У меня были основания находиться в России, были все документы – но у меня все забрали и сказали: «У тебя ничего не было»», — вспоминает сейчас Жалолов.
На момент задержания было известно, что Бахтиор бежал из Узбекистана из-за политических преследований.
«Сахарово – это хуже, чем СИЗО. Сотрудники там оказывали на меня давление сразу, показывали, что тут нельзя никаких своих прав качать. Я был сильно избит, когда меня привезли, избили меня потом и сотрудники спецприемника. Меня сразу посадили отдельно от всех – потому что я был сильно избит. Вот по телевизору показывали недавно, что там не было матрасов – я все это видел. Когда меня привезли, унитазом там пользоваться нельзя было – он был полностью забит. Вода тоже никакая, пить ее нельзя», — рассказывает Бахтиор.
Питьевую воду в Сахарово давали три раза в день – по 200 мл, вспоминает Жалолов. Если этого не хватало – то говорили, что все, воды больше нет, жди. Из еды часто давали котлеты из морской капусты, которые никто не ел, но запах разносился на все этажи. Подогревать воду для чая – на огне в раковине, как в тюрьме. 15 минут на прием душа для партии из шести-восьми человек. Успел, хорошо, не успел – воду просто закрывают. Часто в камерах появлялись клопы. Медицинскую помощь получить сложно – есть только ограниченная первая помощь, вроде обезболивающего. Какой-то камеры, где можно было бы участвовать в заседаниях суда по видеоконференции, в Сахарово тоже нет – хотя у каждого, кто там содержится, проводятся судебные заседания. Бахтиора часто не доставляли в суд, потому что неясно, кто должен туда везти — то ли приставы из Москвы, то ли сотрудники самого Сахарово.
«За два года я видел избиения часто. Приходят в камеру, устраивают шмон. За что, почему – не понимаешь. Раздевают до трусов. У меня нет ничего запрещенного, откуда оно мне туда попадет? Все раскидывали, выкидывали на пол. Я просил – полотенце не кидайте на пол. Но они все кидали на пол – трусы, гигиенические принадлежности. Если возмущаешься – тебя отправляют в карцер. Меня отправляли несколько раз», — рассказывает Бахтиор.
Карцеры в том здании, где сидел Жалолов, были на каждом этаже и в подвале. Это обычная камера с виду – но окна там заложены кирпичом. Там человек находится один, выходит гулять один, получает еду прямо в камеру. В санчасть получалось попасть, если ситуация была уже критической. Из обычных камер тоже просто так выйти нельзя – только на прогулку один раз в день, в столовую и душ по расписанию. В остальное время все содержатся внутри камер за обычными железными тюремными дверями. Хотя внешне Сахарово не отличить от тюрьмы, люди там формально не заключенные и даже не арестованные, потому что ЦВСИГ в России не входят в систему ФСИН. Назвать их можно административно задержанными, выдворяемыми или временно размещенными — но эти статусы совершенно не конкретизированы. Отдельного корпуса для женщин тут нет – но их держат отдельно от мужчин, на других этажах.
«Еще там есть такое слово – карантин. Например, ты через окно поздоровался со знакомым. И тебя на две недели на карантин. За это время ты не получаешь никаких передачек и нет никакой связи. А без передачки трудно. Такая форма наказания. А если будешь огрызаться дальше – то отправят в карцер. Поэтому все предпочитают сидеть молча», — говорит Бахтиор.
Бахтиор постоянно говорит, что среди сотрудников Сахарово есть и сочувствующие – могут дать свои лекарства, например, если смена хорошая. Но им нельзя помогать задержанным – их, как он сам узнал, лишают премий.
«Ты доиграешься, мы тебя посадим к туберкулезникам, или к тем, кто с ВИЧ. Они у нас сидели на первом этаже. Вот ими меня пугали, чтоб не выпендривался. Еще были люди с эпилепсией, был человек с проблемами сердечного клапана. Жаловался, какие-то лекарства давали ему. Одному парню из Узбекистана сломали тазовые кости, бедро. Его сильно избили. Сделали его инвалидом. И сразу отправили на родину», — рассказывает Жалолов.
Избиения стали в Сахарово регулярной практикой, причем совершенно бессмысленной. Бахтиор вспоминает много случаев, когда избивали просто так, ради морального давления. Однажды людей из соседней с ним камеры избили пожарные – они курили чай (сигарет не было) в комнате и сработала сигнализация. Его самого избивали, когда он пытался заступиться за других. Так как во всем центре установлены камеры наблюдения, часто людей выводили в душевые и избивали там, иногда с использованием электрошокера. Крики были хорошо слышны через систему вентиляции – но жаловаться люди боялись, потому что никто не хотел попасть на карантин или в карцер. Бахтиора сажали на карантин за то, что он хотел оградить туалет простыней от общей камеры. Однажды посадили на два месяца в «одиночку» — потому что разговаривал по телефону дольше, чем положено. Хотя по регламенту сказано, что каждый может иметь собственный телефон.
«Ты туда попал – все, ты никто. Твоего «я» тут нет. Вот поэтому избивают. Для кого-то это забава… Мне говорили – ты что, бессмертный? Тебе жить надоело? Угрожали за то, что я стоял у окна долго, дышал воздухом. Просто нельзя и все. Дыши тем, что есть».
Бахтиор за два года встречал достаточно людей, которые сидели по три и четыре года. Самое больше – парень из Узбекистана, который сидел в другом корпусе больше четырех лет – то есть с самого открытия этого центра.
«Никто не объясняет, почему так происходит. Да и кому объяснять? Никто не хочет лишних проблем, сидят молча. Так и говорят – буду сидеть молча. Так что, получается, можно и бесконечно сидеть. Если бы не решение ЕСПЧ, я бы, наверное, тоже все еще сидел там».
Сотрудники избивали мигрантов годами, даже не скрывая своих лиц – потому что были и остаются уверены, что никто не будет жаловаться. «Ты не гражданин России, все равно тебя потом отправят, так что какая разница? Даже не отдают твои личные вещи. Мне мои так и не дали. Телефоны отбирают и не отдают больше. Деньги – тоже. Это все заберут и не вернут. Хороший телефон забрали – выдали при выходе дешевый китайский. Я видел, как один так возмутился – его ударили шокером. Так что все смирились, сидят ровно и не жалуются. Перед приходом проверки всем говорят – подумай, стоит ли что-то говорить. Ну и все молчат. Потому что проверяющие уйдут, а ты там останешься», — говорит Бахтиор.
Концлагерь без выхода
Правозащитник Бахром Хамроев много лет привлекает внимание к проблемам, издевательствам и пыткам в Сахарово. Ему удалось добиться освобождения нескольких человек и запрета на их депортацию – в том числе, он помогал Бахтиору Жалолову. Но в основном Бахром добился того, что его перестали пускать даже на порог спецприемника.
«Я давно говорил, что Сахарово – это концлагерь. Некоторые говорили, что это сугубо мое мнение. А сейчас мы столкнулись с тем, что российских граждан, журналистов, общественников отправили туда. Теперь они согласны! Надо было им еще раньше писать об этом. Этот концлагерь построен не просто для таджиков и узбеков. Тут окажутся и граждане России, и вот это происходит теперь. События с митингами за Навального – это был пробный вариант. Дальше так и будет. Они отправили их туда, чтобы люди привыкли к Сахарово. После другого события власть уже не будет стесняться отправлять людей туда, — говорит Хамроев.
«Люди сидят в Сахарово по три-четыре года, я знаю 13 человек, которые сейчас содержатся там в самых худших условиях, все сроки содержания прошли. Сидят там они от 2 лет 8 месяцев до трех с половиной лет. Условия ужасные, античеловеческие, начиная от воды и заканчивая медициной. Еду там есть невозможно. Выживают они благодаря родственникам, знакомым, кто отправляет им еду передачками. Только благодаря этому они там не умирают».
Хамроев разговаривал с директором центра Сахарово Алексеем Ладогой – и тот отвечал ему, что на территории спецприемника все так хорошо, как на курорте, и никто отсюда не хочет уезжать.
«Мол, ваши земляки были худые, а тут у нас набирают вес и сами никуда не хотят. Мы с супругой тогда туда приехали, я не выдержал, попросил его прекратить это говорить. Тюрьма не может быть хорошей, никогда. Люди говорили мне – лучше бы нас содержали в СИЗО. Понимаете? Все говорили так. Все должны узнать – там совершают преступления, там бьют людей! Тот человек, которого там превратили в инвалида – его фамилия Каримов, я знаю его. Он в Навои (город в Узбекистане. – «МБХ медиа»), лежит, не может двигаться. В России мы не можем ничего доказать, но мы готовим документы, чтобы инициировать международный суд», — рассказывает Хамроев.
Остальные ЦВСИГ в России в целом ничем не лучше Сахарово – только они значительно меньше, а внимания к ним практически нет совсем. В официальных списках их 76 по всей стране. Бахром говорит, что нарушения видел во всех, где ему довелось бывать.
«В Магнитогорске, Челябинске, Новосибирске, Татарстане, Набережных Челнах, Самаре… никто не реагировал ни на одно наше обращение, ни на одну жалобу. Все они были про нарушения прав человека. Но ни одного дела возбуждено не было и не будет», — уверен Хамроев.
Как «закрыть» человека навсегда
Максимальный срок содержания человека в центре временного содержания мигрантов не должен превышать два года – это крайний срок исполнения решения о выдворении. Но на самом деле человек может застрять в ЦВСИГ не просто надолго, а вообще навсегда.
«Помещают ведь для перемещения за рубеж, так что человек может ждать до двух лет, а после истечения человек просто выходит на свободу. Так иногда и происходит – в основном при наличии решения ЕСПЧ о запрете на принудительное перемещение лица за границу, – рассказывает адвокат Тимофей Широков, который занимается жалобами из ЦВСИГ по России несколько лет. – Лицо, относительно которого ЕСПЧ приняло решение, к сожалению, тупо томится там до завершения двухлетнего срока. А сроки рассмотрения в ЕСПЧ часто превышают два года. Никто никого выпускать не торопится. А бывают организационные проблемы – например, сложности в авиасообщении. Вот сидит там человек из африканского государства и ждет, пока на его родине не наладится жизнь, не закончится война. Судьба этих людей никого не интересует», — утверждает Широков.
По российским законам, человек, который подвергается уголовному преследованию, может содержаться под стражей в рамках следствия не больше полутора лет. А в ЦВСИГ люди, которые совершили административное нарушение, сидят по два года.
«А бывают случаи, что человек сначала содержался полтора года в СИЗО в рамках экстрадиционной проверки, а потом перемещался в ЦВСИГ и там сидел еще два года. Не совершив никакого серьезного правонарушения, человек может сидеть более трех лет в условиях лишения свободы», — рассказывает Широков.
Срок можно растянуть и еще дольше – для этого не нужно далеко ходить, все делается на месте. Прямо у ворот сахаровского спецприемника. «Человек содержится там два года, выходит на свободу – реально или на бумаге – ему тут же оформляется новое нарушение, и он снова выдворяется в Сахарово. Вполне реальная схема. Протокол о правонарушении несложно оформить прямо за воротами ЦВСИГ. Вопрос только в количестве протоколов. Нет препятствий, чтобы содержать человека до бесконечности», — подтверждает Широков.
Причин, чтобы держать людей в заключении, достаточно – и это не только правовые коллизии или ситуации, когда человека просто нереально отправить на родину. Бывают серьезные проблемы с установлением личности и принадлежности к стране, куда его выдворять. Но бывают и другие варианты – когда сотрудники системы ЦВСИГ просто хотят от людей денег.
«Хочешь побыстрее уехать – заплати денег. За билеты в другие страны платит Россия, но если у тебя нет денег приобрести билет самостоятельно – то стой в очереди. Такая коррупционная составляющая тоже есть. В отдельных случаях людей специально ставят в условия, чтобы они покупали билет сами», — рассказывает Широков.
Такие случаи могут возникнуть в любом ЦВСИГ, но Широков говорит, что больше всего жалоб он получает именно из Сахарово.
«Это же не тюрьма, карательных мер там быть не должно. Но я неоднократно слышал об избиениях и карцерах. Практикуют избиения, лишение связи, условия содержания в реальности хуже, чем в настоящей тюрьме. Все однозначно говорили мне, что в тюрьме ситуация с соблюдением прав человека гораздо лучше. Сахарово проигрывает по всем параметрам».
Тимофей Широков считает, что ЦВСИГи нуждаются в дополнительном регулировании. Сейчас даже нет конкретики о том, кто именно там работает: чаще всего это и сотрудники полиции, и обычный ЧОП.
«Условия содержания в СИЗО, в тюрьме регламентированы. По Сахарово и другим ЦВСИГ есть внутренние регламенты, больше ничего. В штате нет врача, люди заживо гниют. Режим, прокурорский надзор, порядок переписки – ничего не прописано. В тюрьме всегда можно написать письмо, обращение или жалобу, есть кому ее принять и зарегистрировать. Тут же полная бесконтрольность. Внимания до последнего времени было мало, к сожалению, и со стороны журналистов и правозащитного сообщества. Хорошо, что сейчас появилась новая волна интереса, потому что эту систему надо безусловно менять. Потому что мы получили концлагерь недалеко от Москвы, совершенно нерегулируемый. Такие учреждения необходимо вводить в жесткие законодательные рамки», — подчеркивает Широков.
