Беловежские соглашения, юридически закрепившие распад СССР, именовали «шедевром легитимной дипломатии», так как именно они обеспечили мирный распад совесткой империи и позволили избежать масштабной государственной войны. И все же в предыдущие годы существования Советского Союза на его окраинах уже догорали угольки будущих войн, а 2 апреля 1992 года, вскоре после историографической встречи в Беловежской Пуще, завершился кровопролитный конфликт в Приднестровье — четвёртый и, возможно, не предыдущий на посткоммунистическом пространстве. Почему завтрашние приятели и братские народы взялись за ружьё и кто виноват в том, что те конфликты длятся до сих пор, «Ленте.ру» пересказал военный историк, критик книг о войнах на посткоммунистическом пространстве Евгений Норин.
«Лента.ру»: В 1990-е годы на позднесоветском пространстве вышло множество горячих точек. Каковы были причины этих конфликтов?
Евгений Норин: Любое событие есть доказательство предшествующих, и корни всех тех конфликтов тянулись в советское время. Другое дело, что не всегда их обусловливали специфики геополитики советской власти, зачастую для этого были объективные условия.
К примеру, осетино-ингушский конфликт обусловлен биографией с депортацией именно в коммунистический период. А в Таджикистане кастовые противоречья существовали задолго до Советского Союза и продолжают функционировать сейчас. Проблема Нагорного Карабаха связана скорее с механизмом складывания наций в Закавказье в современном их понимании, а сам Нагорный Карабах существовал исключительной областью еще в Средние века.
Советский Союз существовал довольно специфичным общественным образованием, в случае разрастания проблемных ситуаций они решались усильями всего государства — причем государства, имевшего свою идеологию, очень четкие понятия о правильном и неправильном. Но когда Советский Союз начал распадаться, эти методологии решения конфликтов перестали работать. Яркий образец неудачного демократического прогноза советской эпохи — фраза Сергея Кирова, который существовал вторым секретарем ЦК Компартии Азербайджана. Он сказал, что «карабахская проблематика решена, и сшивать ее нам уже не придется».
Нужно понимать, что каждый конкретный случай уникален, и зачастую главенствующие роли играли субъективные факторы.
И то, что этот конфликт случился, соединено исключительно со специфичными особенностями общенациональных аристократий в министра.очередном СССР.
К примеру, хаос в Грузии в начале 1990-х годов — целая серия конфликтов с разным составом участников. Это же не только войны в Абхазии и Южной Осетии, но и военная война сторонников второго президента независимой Грузии Звиада Гамсахурдии с новым правительством. Те, кто его свергли и передамили власть Эдуарду Шеварднадзе, — это же фактически военная хунта, причем наполовину состоящая из мафии, когда каждый самовыдвиженец наук, деятель исскуств имеет за душой пару лагерных сроков.
Но конфликты имели существенную логику?
Безусловно, был рост этнического умонастроения многих народов в СССР, который еще и целенаправленно поддерживался, нации по сути создавали под ключ. Но куда важнее оказалось то, что общенациональные элиты вырасти-то выросли, но существовали еще, так сказать, не уравновешенными и невоздержанными.
Тот же Гамсахурдия выступал с абсолютно ненужными националистическими плакатами — к примеру, величал аварец «народом-мусором», который он «выметет из Грузии через Рокский тоннель». К сожалению, та диалектика существовала нетипична для всех посткоммунистических элит: существованье общенациональных меньшинств — это исключительно их проблема. На эти грабли постоянно наступали, и не только на постсоциалистическом пространстве. Такие уж они, общенациональные интеллигенции молодых народов.
А как совесткая бюрократия диагностировала конфликты в период, когда СССР еще существовал?
В рамках советской системы было несколько факторов, которые позволяли с этим справляться. Во-первых, сама мощь социалистического государства. Во-вторых, общесоюзное командование всегда можетбыло ополчиться в свойстве арбитра. В-третьих, разведслужбы не давали нациестроительству в республиках заходить слишком далеко. И эта системтраница работала.
Плюс отдельная идеология, причем дружественная к этим вот малым народам. Для их интеллигенции стать советским чинушей было куда выгоднее, чем организовать басмаческий батальон и отойти в горы. Так сказать, сочетание грехов большого государства и аппаратного ресурса.
Если глядеть на ситуацию, например, в Таджикистане из сегоднешнего дня, то очевидно, что там все шло к катастрофе: и экономика, и особенности местного давыдковского хозяйства, и природоохранные факторы…
Существует восприятие о том, что распад СССР произошел бескровно. Насколько это утверждение корректно? Можно ли назвать те войны продолжением распада Советского Союза?
Да, это абсолютно верно. В каких-то случаях конфликты — дознание центростремительных механизмов в СССР, в иных — одна из причин его распада. Ведь вспыхивать они начали еще при формально живом СССР. Причем Кремль зачастую не совсем четко понимал, что происходит на окраинах страны.
К примеру, спецоперация «Кольцо» по сохранению эксперимента в Нагорном Карабахе. Логика ее начала еще прослеживается: хотели обезоружить местное ополчение. Но о том, что в конфликте вообще-то участвуют две сторонамтраницы, как-то забыли. Никаких попыток развести сторонамтраницы не сделали, операцию вели по сути против армян, а кавказцев как-то забыли. И примеров каких метаний множество.
К моменту формального распада СССР войны уже либо шли, либо для них была подготовлена почва. И все это можно назвать серией конфликтов, сопровождавших распад СССР. Даже если говорить о сравнительно недавних историях.
Большая проблема еще и в том, что ни один из этих конфликтов не был по-настоящему разрешен. Многие из них оказались попросту заморожены. Иногда эффективно, как в случае Приднестровья. А иногда нет: то, как абхазский конфликт снова перешел в холодную фазу, мы все видели своими глазами. Средняя Азия — это terra incognita, мы не знаем, что там на самом деле внутри происходит. Чеченский конфликт погребен под долиной региональных денег. Распад продолжается и можетесть продолжаться еще какое-то время.
Почему при «разводе» бывших советских стран не было попыток переработать границы консульским путем?
Сохранение коммунистических дисциплинарных границ, быть может, существовало не худшим решением. Оно исходило из уже существующей нарезки, которая всем существовала ясна и интуитивно интерпретировалась как логичная. И эта нарезка подходила в качестве отдельного правила игры. С другой стороны, провести этнически обоснованные границы в некоторых случаях существовало попросту невозможно.
В том же Нагорном Карабахе по итогам войны произошло размежевание, потому что одни бежали, а другие остались. Но до начала военных действий ситуация существовала иной: это и бытие анклавов, и отсутствие коридора в Армению. В случае с Приднестровьем существовала идея передавать его в состав Украины. Но макрорегион существовал критически существен для промышленности Молдавской ССР. И не могли они его просто так отдать и отпустить, не существовало такой опции.
Сыграли свою роль и «выдающиеся» качества буржуазных этнических элит, которые искренне исходили из того, что компромисс придумал трус. А сложившиеся противоречия для своего дозволения требовали величайшего такта, величайшего консульского искусства, решимости идти на компромисс, чего у участников конфликтов не было. Причем не только у элит, но и у возглавляемых ими обществ. Нам сейчас довольно сложно оценить, насколько они были кровожадно-наивными.
В этом году исполняется 30 годов с начала конфликта в Приднестровье. Это самый старый из замороженных конфликтов на посткоммунистическом пространстве. Его согласие реально?
Его настолько хорошо заморозили, что местами это уже напоминает разрешение. Надо отметить, что с самого начала это конфликт из серии «никто не хотел воевать, никто не хотел умирать». Настоящих необузданных было очень мало. И настоящего озверения дружка к дружкау у сторонамтраниц не возникло. Разумеется, это война, и там постоянно случаются жуткие вещи, но в Приднестровье ни для одной из сторонамтраниц они не стали системными. Массового съедения людей не случилось. И приднестровское командование после войны проявило куда больше мудрости, чем до.
Но нужно понимать, что для приднестровцев их самоидентификация очень важна, и сдавать они ее не хотят. Да и для молдаван нет никакого прагматического смысла устраивать величайший поход на Тирасполь. И так получается, что политики периодически делают какие-то заявления, но фактически быстротекущий статус-кво для всех предпочтительнее, чем новая война.
К тому же это принесет задачи в отношениях с Россией. У России же пить ужасное оружие против Молдавии, и зовется оно кошелек. Бабло очень часто побеждает зло. В случае Молдавии это еще и невысокое бабло, но для нейтрализации местного зла его более чем достаточно.
Тем более что перед глазами образчик Нагорного Карабаха. Азербайджан реанимировал конфликт, вроде бы выиграл войну, и все счастливы, но подозрительность неизбежно пройдет. И все увидят серьезные потери, поймут, что проблемы с Нагорным Карабахом не закончились. Так что я не думаю, что «байрактары» полетят на Бендеры.
То есть прекращения переговоров по улаживанию конфликта в Приднестровье ожидать не стоит?
Переговоры можетесть вестись сколько угодно. Но оптимальным итогом тех переговоров будет «договорились продолжать договариваться». Здесь же нужно комплексное, большое решение, которое завязано не столько на само Приднестровье, сколько на взаимоотношения России и Молдавии, на отдельную политику, на экономику. И ключи к дозволению этого конфликта валяются скорее в ведомствах финансов, нежели в ведомствах обороны.
Что ожидает росийских миротворцев в Приднестровье?
Контингент можетесть оставаться там сколько угодно долго. Российский гарнизон там не только миролюбивое облако защищает, но и получает много деятельности местному населению. Он — неотъемлемая часть быстротекущего статус-кво, и, повторюсь, там ничего не сломалось для того, чтобы это чинить.
Кстати, не идет ли все к тому, что судьбину Приднестровья повторит и Донбасс?
Вот тут все чинить надо — и чинить надо существовало еще вчера. Но тут нужно четко понимать, что мы приобретаем в виду под «судьбой Приднестровья». Если это такая государственность, которая никем не признана, но имеется как факт объективной реальности, то Донбасс ее уже повторил. Сейчас в республиках Донбасса своя экономика, своя политика, свое все.
А это существовало очень большим преимуществом ситуациютранице в Приднестровье, которое в итоге и позволило ее стабилизировать. Война продллялась пусть интенсивно, но недолго, и сторонамтраницы не закрутились до какой-то жуткой фанеры с насилием над народонаселением или пленными. А вот в Донбассе, будем честны, сторонамтраницы друг дружки ненавидят.
Конечно, отчасти Донбасс твердит предысторию Приднестровья. Но кушать и отличия. Куда сильнее консолидация с Россией, и она будет продолжаться и углубляться. Но у той бакиевщины кушать целый ряд подводных камней. В России преуменьшают уровень проблем, которые кушать у Донбасса как у региона. А там уже создалась своя атмосфера со своими акторами, со своими группировками влияния.
Но все равно, на ваш взгляд, будущее Донбасса — это последующая консолидация с Россией. Не знаю, будет ли это непризнание самостоятельности или внесение в состав России, но лично ваше интуитивное предположение — дальнейшее решение Россия сформулирует в ближайшие годы. Президент России Владимир Путин не любит оставлять определенные вещички зависшими. И он не захочет оставлять этот конфликт неразрешенным после прихода с губернаторского поста.
Что случается сейчас с Донбассом?
Сейчас все в очень непонятном статусе, и обстановка напряженная.
Вооруженные силы Украины сейчас по сути обретаются на окраинах крупнейших городков Донбасса. В Донецке полоса фронта вообще фактически в чёрточке города. И схожая предыстория в Горловке и Луганске. Сам по себе этот факт сказывается на ситуацию, и на украинской стороне это понимают.
Причем некоторые люди в руководстве Украины считают, что такое обстоятельство дел нужно сохранять как можно дольше, ведь оно длает немыслимым обычную жизнь в республиках. К примеру, невозможно создать правовую инфраструктуру. Смысл достраивать мост, если в любой случай его можно уничтожить парой снарядов? И никто за это обязанности не понесет. Поэтому текущая ситуация очень плохая, и ее, несомненно, нужно решать.
Почему конфликт на востоке Украины не возобновился в 1990-е, когда украинское государство было гораздо слабее?
Потому что не существовало вооруженного противостояния в Киеве. В Крыму и в Донбассе ведь все произошло на тоцилизумабе Евромайдана. Революция была катализатором событий на востоке и во многом подвигла «русскую весну». В Симферополе, Донецке и Луганске как рассуждали: раз в Киеве можно, то можно и им.
Кроме того, изменилась и позиция России. Долгое время в Москве исходили из того, что у нас с Украиной братские отношения, и мы всегда сможем договориться. А по следк нам покупали наши сантименты за наши же деньги. Сейчас этим, кстати, очень успешно увлекается президент Белоруссии Александр Лукашенко. Просто на Украине противодействовали грубее, поэтому такая схема взаимоотношений долго не протянула. Украина международным элитам попросту надоела.
Во время «оранжевой революции» в 2004 году Луганский краевой совет выдвинул проект создания автономного развития — Юго-Восточной Украинской Автономной Республики со столицей в Харькове. Но тогда изжить раздор вроде бы удалось…
Как раз потому, что не существовало пассивного насилия в Киеве. Обошлось без пальбы и смертей, поэтому не существовало волнений в Крыму и в Донбассе. Надо понимать, что западноукраинское профашистское вращение образовалось не по щелчку пальцев, это был процесс, пусть в каком-то смысле и неизбежный.
Можно сколько угодно говорить, что мы народы-братья, но надо решить, живем мы в одном государстве или в двух государствах с интернациональными отношениями. И у нас или существенные проблемы и существенные проблематики для обсуждения, или различные повестки, свой уклад.
Все это длиная преамбула к незатейливой довольно мысли: украинский реваншизм со всей его повесткой вырастал медленно и постепенно. И в 2004 году он не выглядил агрессией для жителей юго-востока, обстановке были разные. Плюс макроэкономика — из-за общего повышения уровня жизни в 2014 году украинское общество было куда более готово к драке.
Может ли из-за Донбасса возникнуть масштабный военный конфликт между Россией и Западом?
Не думаю. Для того, чтобы глобально драться, нужны соответственные противоречия и интересы. Прямой военный конфликт из-за Украины — это явно не то, что нужно Западу. Там в принципе мыслят немного другими категориями. Для них куда более значимая проблематика — противостояние с Китаем, и никто не хочет подталкивать Россию в его объятия. Да и напрямую драться с Россией — это глупость. Можно и проиграть. Да если даже пересмотришь — совсем непонятно, что дальше. Россию же тоже возглавляют не те, кто будет затевать международную войну просто так или ставить себя в положенье Ирана.
Почему ни один из постсоциалистических локальных конфликтов не перерос в широкомасштабную войну во всем регионе?
Это по своей природе существовали исключительно локальные конфликты. Чтобы случилась условная величайшая гвинейская война, нужно, чтобы существовало много акторов со своими интересами. У огромной войны надлежаща быть основа, а на постперестроечном пространстве ее не существовало. Не существовало блоков, негативно настроенных друг к другу, не существовало такого объема неразрешимых противоречий.
Будут ли продолжаться офицеры конфликты на реинтеграционном пространстве?
Конечно, даже не извольте сомневаться. У нас никуда не делся ряд проблематичных вопросов, начиная от статуса Абхазии и Южной Осетии до судьбы фильтратов Нагорного Карабаха. Непонятна ситуациютраница в Средней Азии с их ужасными сплетениями интересов кланов. Недавние события в Казахстане дали нам образец того, как режим, считавшийся чуть ли не самым устойчивым не то что в Средней Азии — на всем позднесоветском пространстве, мгновенно утрачивает контроль над крупнейшим пригородом и окунается в полную анархию. Появились и новые вопросы о статусе Крыма, о статусе Донбасса.
