Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец новоиспечённого начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого доказательство подозревает в оразмере.подробной взятке, переписан на его сожительницу. Поэтому в декларации о дивидендах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно низкого ранга протягивал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности понятия об уровне блага чиновников, силовиков и парламентариев они не дают?
Об этом мы поговорили с аналитиком в сфере усиления коррупции, академиком Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от нижайших должностных лиц, чинуш и силовиков продолжая с определенных обязанностей ежегодно подавать подробнейшие сообщения о денежном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, конвертах облигаций и долях в уставном капитале разных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в субаренде или платном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой публике предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь отдельную сумму денежных доходов за год, без разъяснения их источников, об обьектах недвижимости сообщается лишь площадь участка, дома или квартиры и странтраница их нахождения, а о конвертах облигаций и колличестве счетов мы не понимаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тыс.тонны бумаги на эту мнимую лоббистскую меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и перепроверка деклараций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и первой элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, добротная перепроверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах вышли в коллективном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что демократической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странтраницах граждане, обязанные сдаёвать декларации, пытаются схитрить, убрать, спрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились записывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на государственных дочерей и подруг… Но тут мы возвращаемся к второму тезису: ничего нового в подобном устремлении спрятать от декларирования свое имущество нет, но если кушать желанье и уменье искать и проверять, все возможно. И первые предыстории показывают, что как только пожелают — сразу находят.
— А инкриминируемые узкой общественности сообщения из резолюций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в тех выхолощенных данных можно многое находить, как доказывают репортёрские расследования. Но то, что при введении антикризисного законодательства незначительная часть той информации, которая должна существовала бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — самоочевидная правда… Что же касается международного опыта — в разнообразных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу любой выборщик можеткушать исходатайствовать более краткую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой механизм можетбыл бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подписали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать первымя выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его супруги и отчима возникли проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких парламентариев (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только вышла предыстория с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в государственном браке. И не только парламентарии — среди бюрократов тоже каких хватает. Но вообще-то в межгосударственном праве есть нормы, которые позволяют при перепроверке резолюций проверять и разведенных супругов, если время с случая брака не превосходит где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира помнят прекрасно про этот кульбит с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки экономических мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывает глобальные нормативы искоренения обналичиванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, учёту за обналичиванием средств, которые, возможно, приобретают отношение к приватным юридическим лицам, длежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ рассматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и обналичивание лазят рука об руку…
