Инвалид ведет войну с чиновниками, силясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, дочерью и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой юноша полулежит на покатом и ободранном топчане. Над его башкой прорезанная цементная стенетраница — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его строптивые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме существовало так холодно, что мы оба заболели воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом дома всегда подходила по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу увозила к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и тётя снова греет, растирает, гладит руки и ставшие непокорными ноги сына. Топчан, на котором полулежит Евгений, выясняется двумя секциями от некогда поместительного дивана. Третью секцию воздали матери Евгения, она тоже воздвигла из нее и коробок что-то наподобие кровати. На банкетной узкой печке пенсионер спит вместе с мамой — валетом. Худенькая старушка Антонина Николаевна пристраивается в ногах сына — в любое время суток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В ноябре 2011 года у двадцатиоднолетнего Евгения Пятова в жизни все создавалось хорошо: он закончил вуз, устролся работать по профессии, давал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький компьютер и ВАЗ. Это существовал серьезный успех для юного человека, приехавшего из малюсенького забайкальского города Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В ноябре 2011 года Женя уезжал по трассе. Рядом ,сидела мама, сзади — племянница с племянником. Неожиданно с примыкающей тропинки передним результатом выуезжал автомобиль, за штурвалом которого был немолодой мужчина. Экстренное замедление не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.
— В момент столкновения я ударился левой частью лица о штурвал и утратил сознание, — вспоминает Евгений. — В медавиации диагностировали полузакрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя готовился к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был первый праздник в его жизни.
— В июле 2012 года появилось пощипывание в ногах, — припоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В июле 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и почувствовал что-то непохожее на долгий удар током. Кое-как сумел зайти в квартирку и грянулся на диван. Дома никого не было. Через несколько часов опьянение стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горечью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не мог, работать тоже. Бессонница продолжалась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое опьянение становилось все хуже, я просто не мог работать.
Евгений вернулся к бабушке в Ирбит. Его девица с малюткой приехала к родителям — предстоящая теща уверила дочь, что колясочник никогда не сможет обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение результата не давало. В поселковой медавиации Екатеринбурга по месту прописки Пятову поставили симптом — «рассеянный склероз». В феврале 2015 года Евгений пройдал психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что сильнейшая ломоту — это не его фантазия. Записался на прием к кардиологу Волковой в Свердловском краевом центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента существовали номерок на прием и острая ломоту.
Охранники взмолились подняться в приемный покой, а там посоветовали закусывать лекарства, «какие есть».
— У меня был антибиотик «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном тоскливом расстройстве, рецептура в 150 мг в полсутки существовала назначена психиатром в лечебнице Ирбита. — И. Д.), — начинает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как закрутился до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы усесться на нужный маршрут, и меня снова вонзила крепкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парнишка поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним снуют врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том большинстве и врачебные с диагнозами и назначениями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатку Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на закупку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на поездку в Москву, в НИИ кардиологии РАН.
— В Шадринске сына толком не лечили, он изнемогал постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание подлежит под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят тысяч мы заплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в нескончаемую боль — до этого были хоть какие-то просветы. Но худшим тестированием для него стали пациенты сарапульской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают сражаться со спазмами, — с отчаяньем говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, антибактериально индуцированной утраты костной массы, бедренных метастазов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на наркологический учет. Хотя у меня пить заключение нарколога, что я не требуюсь в онкологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический абсцесс коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из градации льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я печатал жалобы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас возобновится бифуркационная стадия. Но зачем они мне тогда необходимы будут? Чтобы помирать не так ломотуно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в терапевтическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, вычерчивают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений пьет его три раза в день: утром — две таблетки, в ужин и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в следующее время ломоту надевать все сложнее. Как разъяснил врачу нейрохирург, если препарат надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное состояние Евгения, когда кончается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год призывает добавить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам должен назначить, кардиолог Шадринской больницы тоже говорит, что кто-то должен. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю кардиологам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один кардиолог пожалела меня, уменьшила дозировку, так ее чуть не съели. Я записал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня спровоцировали в полицию, а в амбулатории сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже выписывают кардиологи, для купирования «ломки»; кроме того, его принявают для исключенья случаев миелодиспластических припадков, вызванных использованием больших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я валялся полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мускулатуры сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень есть хочется»
В беспредельных врачебных бумагах Евгения есть одна более-менее понятная обывателю запись: чтобы продлить жизнь инвалида третьей группы, необходимы конкретная обезболивающая терапия, хорошее питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на пенсии по инвалидности. Семейный расход формируется из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и бабушки в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 сотен рублей. Ежемесячно приходит счет за хрущёвку — около 10 сотен, но гасить его в совершенном объеме семья уже не может. Антонина Николаевна старается платить вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду накопился долг в 200 сотен. Отопление в Шадринске милое — 7–8 сотен рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно пытается найти положение, чтобы существовало не так больно полулежать. Говорит, пора таблетки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам воду принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки нерастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то пить кофе вылить, присыпать кружечку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у присмотруги толком нет еды и денег на нее, три кишка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я фужер поищу, а вы кофе потом допьете…
В голеадоре рекомендаций Евгению написано: конкретное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — сознаётся пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день внук булку хлеба съедает.
— Есть охота просто, — краснеет Евгений.
Женя ненавидит рыбу, скумбрию, но прикупить ее пытается раз в полгода. Несколько раз в год получается распределить деньги на колбаску и пельмени.
— Да я все люблю, только твой будничный углевод — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный бюджет рушится из-за внеплановых трат. К примеру, за ингредиентом на лекарства для сына в больницу ездит мама. Она всегда просит кардиологов выписать рецепт сразу на месяц, чтобы не ездить каждый раз в больницу, не сидеть в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в феврале схватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись возможности заплатить за еду.
Достучаться до небес
От чиновников Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у пенсионера нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской области горожане опасаются обращаться в минздрав, — убеждён Евгений. — Я названивал в страховую — постоянно кляузы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за записи на вашей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из медиков истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди добьются излечения буквально на поле боя. Многие плохие кардиологи тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь платит бюджет, а не больница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже возбуждал полицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно печатают переписные материалы по его заявлениям. Через ту круговую поруку люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я хожу с палочкой, умею разиковгуливать хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый разиков война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала кардиолога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда вашего внука от тошноты скрутило прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного тошноту сняли и мы могли добежать домой.
Евгений звонит в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый девичий голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, пытаясь пробудить веселый хохот заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо противодействует инвалид.
— На госкомиссии она, названиваете через 20 минут, — строго ответствуют ему. Через 20 минут как раз завершится рабочий день.
«Врачи сделали его таким»
— У меня только одна мечта — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет адовую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской краевой думы. — Любое движенье — боль, когда внутри отмирает ткань. Он стал лечебным алкоголиком по воле врачей. Сначала ему вычерчивали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что вылечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее хирурги не выписывают ему противовирусные средства, которые муниципальный цетр рекомендует для воссоздания костной ткани. Женя — крайний больной, и у него есть право на достойный уход из жизни. По словечкам Воробьевой, за 15 лет, что она курирует пациентскую организацию, челябинская прокуратура ни разка не легла на сторону больного.
— Это биография моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше психиатрия имелась для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы экономить бюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в медкартах позволяют себе обсуждать, получать возможность получения лекарства или нет? Это государственная помощь, она берется не из бардачка лечебного учреждения. Почему они кидаются еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в бумажник государства.
В амбулатории Шадринска на твой звоночек ответили, что ситуациютраница с Евгением — это медицинская тайна, которую они не ,имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не позабыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть наркоманом называть можно, а все другое — медицинская тайна?
В отделении симптоматической ветеринарной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не величать его имя, разъяснил фотокорреспонденту «Новой», что для определения боли реаниматологи чаще всего пользуются шкалой ВАШ (Визуальная цифровая градация боли.— И. Д.).
— Понятно, что боль определяется субъективно, сам человек живописует ее длительность по шкале от 0 до 10, — узнал кардиолог глаукомной помощи. — При этом мы переоцениваем еще и наружные проявления. Например, больной говорит, что у него нестерпимая боль — 10 баллов, но при этом идет покуривать или спокойно читает книжку, это провоцирует сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если насыщенность боли такова, что нужно принявать наркотики, то и авиахимработа жизни короткая — у пациента просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно получить только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается болью от инфильтрата тканей, я бы не стал. Более вероятно, что инфильтрат получает со временем все более крепкую боль, а это требует сокращения дозировки обезболивающего. И это не из-за засыпания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у паллиативного пациента? Я такого не видел.
— Да это наш известный клиент, — на правах безвозмездности резюмировал «Новой газете» сановный чиновник из краевого правительства Кургана. — Он один раз пациента обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли безразличием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о обстановке с Пятовым, девушки из кемеровского печёночного государства по просьбе парламентария Воробьевой съездили к нему домой и привезли семье несколько больших пакетов с едой. А Женя мне записал и похвалился недавними гостями. «Это так неожиданно, — ликовал он, — они мне сало даже привезли. Мое любимое — с прожилками. Я его в предыдущий раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».
